Моя еврейская мама.

Моя еврейская мама.a_r_onMarch 29th, 2014

Альберт Шамес mail:felixsh1@zahav.net.il

(Ретрансляция)

Махмуд Эсамбаев

Моя еврейская мама

Мой отец чеченец и мама чеченка. Отец прожил 106 лет и женился 11 раз.
Вторым браком он женился на еврейке, одесситке Софье Михайловне. Её и только её я всегда называю мамой. Она звала меня Мойше.
-Мойше, — говорила она, — я в ссылку поехала только из-за тебя. Мне тебя жалко.

Это когда всех чеченцев переселили В Среднюю Азию. Мы жили во Фрунзе. Я проводил все дни с мальчишками во дворе.
-Мойше! — кричала она. — Иди сюда.
-Что, мама?
-Иди сюда, я тебе скажу, почему ты такой худой. Потому что ты никогда не видишь дно тарелки. Иди скушай суп до конца. И потом пойдёшь.
-Хорошая смесь у Мойши, — говорили во дворе, — мама — жидовка, отец — гитлеровец.
Ссыльных чеченцев там считали фашистами. Мама сама не ела, а все отдавала мне. Она ходила в гости к своим знакомым одесситам,
Фире Марковне, Майе Исаaковне — они жили побогаче, чем мы, — и приносила мне кусочек струделя или еще что-нибудь.

-Мойше, это тебе.
-Мама, а ты ела?
-Я не хочу.
Я стал вести на мясокомбинате кружок, учил танцевать бальные и западные танцы. За это я получал мешок лошадиных костей. Мама сдирала с них кусочки мяса и делала котлеты напополам с хлебом, а кости шли на бульoн. Ночью я выбрасывал кости подальше от дома, чтобы не знали, что это наши. Она умела из ничего приготовить вкусный обед.

Когда я стал много зарабатывать, она готовила куриные шейки, цимес, она приготовляла селёдку так, что можно было сойти с ума.
Мои друзья по Киргизскому театру оперы и балета до сих пор вспоминают: «Миша! Как ваша мама кормила нас всех!»

Но сначала мы жили очень бедно. Мама говорила: «Завтра мы идём на свадьбу к Меломедам. Там мы покушаем гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше».
Я уже хорошо танцевал и пел «Варнечкес». Это была любимая песня мамы.

Мама говорила: «На свадьбе тебя попросят станцевать. Станцуй, потом отдохни, потом спой. Я танцевал раз пять-шесть. Потом она говорила:
«Мойше, а теперь пой». Я становился против неё и начинал: «Вы немт мен, ву немт мен, ву немт мен?..» Мама говорила:  «Видите какой это талант!»

А ей говорили: «Спасибо вам, Софья Михайловна,что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика. Другие ведь как русские — ничего не знают по-еврейски.

Была моей мачехой и цыганка. Она научила меня гадать, воровать на базаре. Я очень хорошо умел воровать. Она говорила:
«Жиденок, иди сюда, петь будем».
Меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета. Мама посещала все мои спектакли.

      У мамы было своё место в театре. Там говорили: «Здесь сидит Мишина мама». Мама спрашивает меня:

-Мойше, ты танцуешь лучше всех, тебе больше всех хлопают, а почему всем носят цветы, а тебе не носят?
-Мама, — говорю, — у нас нет родственников.
-А разве это не народ носит?
-Нет. Родственники.
Потом я прихожу домой. У нас была одна комнатка, железная кровать стояла против двери.
Вижу, мама с головой под кроватью и что-то там шурует.
Я говорю:
-Мама, вылезай немедленно, я достану, что тебе надо.
Она вытянула мешок, из него вынула заштопанный старый валенок, из него — тряпку, в тряпке была пачка денег, перевязанная бичевкой.
-Мама, — говорю, — откуда у нас такие деньги?
-Сыночек, я собрала, чтоб тебе не пришлось бегать и искать, на что похоронить мамочку. Ладно похоронят и так.
Вечером я танцую в «Раймонде» Абдурахмана.
В первом акте я влетаю на сцену в шикарной накидке, в золоте, в чалме. Раймонда играет на лютне.
Мы встречаемся глазами. Зачарованно смотрим друг на друга. Идёт занавес.
Я фактически ещё не танцевал, только выскочил на сцену. После первого акта администратор подает мне раскошный букет.
Цветы передавали администратору и говорили, кому вручить. После второго акта мне опять дают букет.
После третьего — тоже. Я уже понял, что все это- мамочка. Спектакль шёл в четырёх актах. Значит и после четвёртого будут цветы.
Я отдал администратору все три букета и попросил в финале подать мне сразу четыре. Он так и сделал.
В театре говорили: подумайте, Эсамбаева забросали цветами.
На другой день мамочка убрала увядшие цветы, получилось три букета, потом два, потом один. Потом она снова покупала цветы.

Как-то мама заболела и лежала. А мне дают цветы. Я приношу цветы домой и говорю:
-Мама, зачем ты вставала? Тебе надо лежать.
-Мойше, — говорит она. -Я не вставала. Я не могу встать.
-Откуда же цветы?
-Люди поняли, что ты заслуживаешь цветы. Теперь они тебе носят сами.
Я стал ведущим артистом театра Киргизии, получил там все награды.

Незадолго до смерти Сталина мама от своей подруги Эсфирь Марковны узнала, что готовится выселение всех евреев.
Она пришла домой и говорит мне:
-Ну, Мойше, как чеченцев нас выслали сюда, как евреев нас выселят ещё дальше. Там уже строят бараки.
-Мама, — говорю, — мы с тобой уже научились ездить. Куда вышлют, туда поедем, главное — нам быть вместе. Я тебя не оставлю.
Когда умер Сталин, она сказала: «Теперь будет лучше».

Она хотела, чтобы я женился на еврейке, дочке одессита Пахмана.
А я ухаживал за армянкой.
Когда я женился на Нине, то не могу сказать, что между ней и мамой возникла дружба, но никогда друг с другом не ругались.
Один раз только  мама сказала:
«Между прочим, Мойше, ты мог бы жениться лучше». Это единственное, что она сказала в её адрес.
Спустя много лет мама мне сказала: «Мойше, я вот смотрю за Ниной, она таки неплохая. И то, что ты не женился на дочке Пахмана, тоже хорошо, она избалованная. Она бы за тобой не смогла все так делать». И они  с Ниной  стали жить дружно.

Отец за это время уже сменил нескольких жён. Жил он недалеко от нас.
Мама говорит: «Мойше, твой отец привёл новую никэйву. Пойди посмотри.»
Я шёл.
-Мама, — говорю, — она такая страшная!
-Так ему и надо.
Умерла она, когда ей был 91 год.
Случилось это так. У неё была сестра Мира. Жила она в Вильнюсе. Приехала к нам во Фрунзе.
Стала приглашать маму погостить у неё: «Софа, приезжай. Миша уже семейный человек. Он не пропадёт. месяц-другой без тебя».
Как я её отговаривал: «Там же другой климат. В твоём возрасте нельзя!»
Она говорит:»Мойше, я погощу немного и вернусь». Она поехала и больше уже не приехала.
Она была очень добрым человеком. Мы с ней прожили прекрасную жизнь.
Никогда не нуждались в моем отце. Она заменила мне родную мать.

Будь они сейчас обе живы, я бы не знал, к кому первой подойти обнять.

Блог Альберта Шамеса.

Сайт: http://c1